Автор исходит из того, что в современных политико-правовых реалиях важнейшим социальным показателем правовой культуры общества выступает состояние законности, что способствует обеспечению правового функционирования государственных и общественных институтов, гарантий прав и интересов личности. Целью исследования является анализ теоретических положений в отношении законности и правопорядка в контексте обозначения их в качестве критериев правовой культуры – признаков, на основании которых возможна оценка сформированности правовой культуры на уровне общества. 
Определена степень научной разработанности проблематики законности и правопорядка в трудах российских и белорусских правоведов советского и современного периодов. Это позволило установить в качестве базовой теоретической установки родовую общность законности и правопорядка, что проявляется в рассмотрении их в качестве различных срезов  упорядочения общественных отношений. Законность  исследуется как принцип, метод и одновременно режим государственно-властной деятельности. Условиями обеспечения правового порядка устанавливается точное и неуклонное выполнение правовых предписаний всеми  субъектами права, что характеризует их правовую культуру.  Теоретическая модель механизма обеспечения законности и правового порядка представлена посредством характеристики его социально-правового содержания,
субъектного состава и институционально-функциональной структуры. 
Показана роль правового закона и правовых принципов в обеспечении законности и правопорядка.  Проанализированы подсистемы институционально-функциональной структуры механизма обеспечения  последнего – нормативная, государственной власти, гарантий реализации правовых установлений. Обозначены политикоправовые, организационные и научные принципы функционирования механизма обеспечения правового порядка.
Определяются следующие виды правового порядка:  гражданский, международный, государственный  (конституционный). В совокупности все виды правового  порядка взаимосвязаны, что отражает универсальность права как социального регулятора, значимость его  принципов. Указанное обстоятельство обусловливает  юридические критерии единообразия правового  нормирования общественных отношений, общепринятых  международно-правовых стандартов в сфере прав человека.
Направлениями совершенствования правовой культуры  общества определяются качественное нормотворчество;  эффективное функционирование всех государственных  структур, прежде всего правоохранительных органов; реализация социальных и правовых гарантий законности и  правового порядка. 

 Робототехника и киберфизические системы формируют  самостоятельный пласт общественных отношений, характеризующихся повышенной общественной опасностью. Указанное обстоятельство предопределяет признание отдельных категорий роботов источниками повышенной опасности. Темпы развития робототехники и киберфизических систем являются следствием экспонентного, практически взрывного роста интереса к интеллектуальным системам в условиях 4 Промышленной  революции и становления Индустрии 4.0, активно  поддерживаемого политикой государства на «всеобщую цифровизацию». Поливариативность роботов, высокая  степень адаптивности и растущая доступность для широких слоев населения являются предпосылкой для «вовлечения» роботов в различные направления преступной деятельности, вплоть до самостоятельного совершения роботами отдельных преступных посягательств. Являясь комплексными устройствами, обладающими технической,  цифровой и энергетической компонентами, робототехника  и киберфизические системы подвержены процессам,  которые могут стать причиной возникновения вреда для  различных групп общественных отношений. Внедрение  робототехники и киберфизических систем в  промышленность, производство и в военную сферу  сопряжено со значительными рисками причинения вреда  различным объектам уголовно-правовой охраны. С ростом автономности робототехники неуклонно будут расширяться  и сферы, где совершаются посягательства с их участием. В связи с этим требуется проработка механизмов уголовной ответственности в случае причинения вреда системами искусственного интеллекта и робототехники, имеющими высокую степень автономности при принятии решений. Определены критерии запроса на уголовно-правовое регулирование робототехники. Выявлены основные причины возникновения криминологических рисков,  связанные с конструктивными особенностями роботов.  Несомненно, для уголовного права базисом выступает  категория общественной опасности, которая одновременно  обеспечивает концептуальное единство уголовноправовых  норм, параллельно являясь водоразделом,  отграничивающим их от иных отраслей права. Крайне важно определить границы уголовно-правового  регулирования, которые формируются исключительно общественной опасностью тех или иных деяний с  применением робототехники. Таким образом, следует констатировать, что текущий уровень развития  робототехники и киберфизических систем, а также их вовлеченность в процессы жизнедеятельности общества  обусловливают необходимость создания эффективных  механизмов уголовно-правового регулирования. 

 Рассматриваются вопросы, касающиеся многообразия теоретического осмысления понятия стратегии, а также анализа существующих стратегий обеспечения  криминологической безопасности несовершеннолетних.  Отдельное внимание обращено на планирование и  прогнозирование будущего, в частности исследуются инновационные формы прогнозирования, одной из которых является форсайт. В основе идеологии форсайта лежат  современные разработки в области прогнозирования,  футурологии, стратегического анализа. В отличие от традиционного прогнозирования, форсайт всегда подразумевает участие многих экспертов из всех сфер деятельности, в той или иной степени связанных с тематикой конкретного форсайтпроекта, а иногда и проведение  опросов определенных групп населения (жителей региона,  молодежи и др.), прямо заинтересованных в решении проблем, рассматривающихся в рамках проекта.  Результатом форсайтсессии, в отличие от других методов  прогнозирования и планирования, является «карта  будущего» – визуально богатое пространство, позволяющее  увидеть как целое всю предметную сферу, образ ее  будущего, а также различные способы и пути достижения тех или иных желательных и нежелательных состояний и факторы, влияющие на вероятность воплощения того или  иного варианта развития событий. Подвергается анализу  деятельность органов государственной власти РФ на  законодательном уровне, связанная со стратегическим планированием. Исследуется исторический аспект понятия «стратегия». Предлагается введение в научный оборот авторского понятия данного термина. Под стратегией  необходимо понимать искусство руководства  общественными отношениями, основанное на тщательной  организации и использовании имеющихся в распоряжении  средств и сил в целях достижения соответствующего  результата. Отдельное внимание уделено анализу  нормативной правовой основы криминологического  планирования, призванного упорядочить сложный и многогранный процесс предупредительного воздействия на  правонарушающее поведение. Обращается внимание на  необходимость разработки стратегического документа,  направленного непосредственно на обеспечение криминологической безопасности несовершеннолетних.  Видится, что это должна быть Концепция, затрагивающая как общие, так и конкретные проблемы в данной сфере, а  также определяющая действенный контроль со стороны государственных органов. 

 Традиционно право исследуется преимущественно как средство регулирования и охраны общественных отношений. Статья представляет собой попытку переосмысления данной парадигмы применительно к уголовно-процессуальному праву, с точки зрения того, что оно представлено здесь как средство воздействия на социальный конфликт. Автор подвергает критическому анализу имеющиеся к настоящему времени  немногочисленные работы по заявленной проблематике. В  частности, им указывается на недопустимость смешения  таких категорий, как «конфликт» и «противоречие»,  следствием чего является мнение о пользе конфликта как фактора развития общественных систем, к числу которых он относит систему уголовно-процессуальных отношений. В противоположность представленной точке зрения статья  рассматривает конфликт как наименее эффективное  средство разрешения социальных противоречий, а, следовательно, одной из задач уголовно-процессуального права является минимизация социальных конфликтов в  сфере уголовно-процессуальных отношений. 
Подробно исследован вопрос о природе социальных  конфликтов, возникающих в сфере отношений,  подверженных воздействию уголовно-процессуального  права. В своих рассуждениях автор статьи исходит 
из того, что основой таких конфликтов является противоречие целей, интересов их участников, а также средств, используемых ими при их реализации. Это  позволило ему выделить три вида уголовно-процессуальных конфликтов: конфликт целей, конфликт интересов и конфликт средств.
Уголовно-процессуальный конфликт в статье отнесен к числу социальных конфликтов, что отличает подход автора от привычного криминалистического взгляда на данную  проблему. Причем к таким конфликтам отнесены и  межличностные конфликты, возникающие между  участниками уголовно-процессуальных отношений. Кроме межличностных уголовно-процессуальных конфликтов, в статье анализируется природа и социальные основы конфликта между обществом и государством, который может быть спровоцирован уголовно-процессуальным правом.
В проведенном исследовании уголовно-процессуальное  право рассматривается под несколько иным углом, нежели это имело место ранее, а именно как социальный  инструмент минимизации конфликтов, возникающих в связи  с применением норм уголовно-процессуального  законодательства. 

 Регулятивные нормы законодательства о контрактной системе в сфере закупок и законодательства о защите конкуренции обеспечиваются охранительными нормами, закрепленными в Кодексе Российской Федерации об административных правонарушениях (далее – КоАП РФ). Иногда в диспозиции одной охранительной нормы могут быть объединены требования, установленные разными отраслями права. Одним из таких примеров является ч. 4.1 ст. 7.30 КоАП РФ.
В законодательстве о защите конкуренции для случаев  осуществления закупок товаров, работ, услуг в целях обеспечения государственных и муниципальных нужд  установлен запрет на включение в состав одного лота, объекта закупки товаров, работ, услуг, технологически и  функционально не связанных между собой, если такое действие приводит к ограничению конкуренции. Специфика привлечения лиц к административной ответственности по ч. 4.1 ст. 7.30 КоАП РФ за нарушение данного запрета в научной литературе должного освещения не получила. Особенностью производства по делам об административных правонарушениях по ч. 4.1 ст. 7.30 КоАП РФ является отсутствие дефиниций понятий  «функциональная связь» и «технологическая связь».  Неопределенность понятий создает ситуацию, когда граница между противоправными и правомерными действиями весьма условна, что вызывает случаи необоснованного привлечения лиц к административной ответственности. 
Частью 4.1 ст. 7.30 КоАП РФ предусмотрена также  административная ответственность за включение в  описание объекта закупки требований и указаний в  отношении товарных знаков, знаков обслуживания, фирменных наименований, патентов, полезных моделей,  промышленных образцов, наименования места  происхождения товара или наименования производителя,  требований к товарам, информации, работам, услугам при  условии, что такие требования влекут ограничение  количества участников закупки, за исключением случаев, предусмотренных законодательством Российской Федерации о контрактной системе в сфере закупок. Данный запрет установлен в законодательстве о контрактной системе в сфере закупок.
Анализ правоприменительной практики свидетельствует о  привлечении в ряде случаев должностных лиц к административной ответственности без доказывания  условия, установленного в ч. 4.1 ст. 7.30 КоАП РФ, что такие требования заказчика влекут ограничение количества участников закупки.
По результатам исследования выявлены недостатки текста охранительной нормы в ч. 4.1 ст. 7.30 КоАП РФ, даны предложения о дополнении Кодекса Российской Федерации  об административных правонарушениях. Автором  указывается на необходимость нормативного определения  дефиниций понятий «функциональная связь» и  «технологическая связь». 

 Изменения, которые внесены законодателем в ст. 333.40 Налогового кодекса Российской Федерации, в части, определяющей порядок возвращения государственной пошлины при признании ответчиком исковых требований, предполагают необходимость их научного осмысления, поскольку допускают существование разных подходов к решению ряда практических задач. Данная статья посвящена анализу изменившегося правового регулирования и выработке оптимальных путей решения некоторых вопросов, связанных с основаниями и порядком возвращения истцу государственной пошлины из федерального бюджета при реализации ответчиком права на признание исковых требований полностью или в части на различных этапах рассмотрения арбитражным судом гражданского дела.
Автором рассмотрены следующие вопросы: каким образом может быть реализовано право на признание иска, какова внешняя форма его выражения; подлежит ли возврату из федерального бюджета государственная пошлина в случае признания ответчиком иска после вынесения определения о принятии искового заявления к производству, но при  неисполнении требований в добровольном порядке; каковы основания и условия применения подп. 3 п. 1 ст. 333.40 НК РФ при решении вопроса о возвращении государственной пошлины в случае признания иска в судах апелляционной или кассационной инстанций; подлежит ли возврату из бюджета государственная пошлина в случае отказа истца от иска в части или частичного признания иска ответчиком (и каким образом в таких ситуациях определяется сумма государственной пошлины, подлежащая возврату);  подлежит ли возврату из федерального бюджета государственная пошлина в случае утверждения мирового соглашения, если по его условиям размер обязательств  между сторонами согласован в меньшем размере, нежели  размер ранее заявленных исковых требований, а также если сторонами достигнуто условие о распределении расходов по уплате государственной пошлины. 

 Статья посвящена актуальной проблеме применения международных договоров российскими судами при разрешении споров. Правовые позиции судебных органов,  сформированные с учетом норм международных  договоров, влияют на содержание национального  законодательства. Предметом исследования в данной статье являются нормы национального и международного права,  которые выступают юридическим основанием применения  международных договоров на внутригосударственном  уровне. Рассматриваются положения Конституции Российской Федерации, федерального законодательства, регламентирующие процесс применения международно-правовых актов в национальных судах. Обобщается практический опыт посредством анализа судебной практики, включая практику арбитражных судов. Автор выделяет и описывает характерные особенности  российского законодательства и правоприменительной  практики, направленных на обязательность применения международных норм в судах России. В статье  анализируются вопросы реализации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и прецедентной практики Европейского Суда по правам человека в национальной судебной практике. Автор отмечает, что в Российской Федерации закрепление международных стандартов, включая европейские, является возможным благодаря Конституции Российской Федерации, а также иным нормам внутригосударственного права. Особое внимание в статье уделено постановлениям Пленума Верховного Суда Российской Федерации, содержащим указания для судей по применению международных договоров Российской  Федерации. Отмечается тенденция возрастания использования международно-правовых норм в процессе рассмотрения дел различных категорий судебными  органами, прежде всего Конституционным Судом и Верховным Судом Российской Федерации. На основе  проведенного исследования автор делает вывод об обязательности применения международных договоров Российской Федерации для эффективного и справедливого отправления правосудия и необходимости единообразного применения норм международного права на практике, в том числе высшими судебными органами. Правовые  позиции данных судов отражают обязанность государства в  лице органов власти, должностных лиц, всех  правоприменителей соблюдать и применять международные договоры Российской Федерации. 

 Автором проведено актуальное исследование, отражающее возможность предоставления иных средств доказывания в арбитражный суд, а именно сведений, которые могут быть получены с помощью бесплатных сервисов Google Maps и «Яндекс.Карты». Исследована судебная практика, в которой такие средства доказывания отвечают всем критериям  оценки, а порой представленные в материалы дела  фотоснимки являются единственными доказательствами, подтверждают те или иные обстоятельства дела. Анализ  судебной практики в арбитражном процессе показывает,  что фотоснимки с «Яндекс.Карт» и Google Maps чаще остальных приобщаются к материалам дела, когда  необходимо установить присутствие объекта на конкретной территории, в том числе периоды его присутствия. Автор в отношении современных средств доказывания применяет термин «непоименованные доказательства», чтобы  акцентировать внимание на том, что порядок исследования и оценки таких доказательств до конца не ясен правоприменителю и не закреплен законодателем. Так как действующее арбитражное процессуальное  законодательство закрепляет открытый перечень средств доказывания, а в законе отсутствуют специальные указания на порядок оценки и исследования таких доказательств (ч. 2 ст. 64 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации), употребляемый термин вполне может быть применим к сведениям, которые получают с помощью  сервисов Google Maps и «Яндекс.Карты». Последние в свою  очередь при определенных условиях (пройдя процесс  доказывания) могут являться доказательствами по делу,  подтверждающими те или иные факты. В статье делается  вывод о том, что существует необходимость в легальном закреплении порядка исследования и оценки  «непоименованных доказательств», что подтверждается судебной практикой. В работе также упоминается о  предложении Росреестра создать единую базу-сервис объектов недвижимости. При определенной степени  объективности и достоверности, думается, данное  предложение должно быть поддержано на законодательном  уровне и реализовано в обозримом  будущем. 

 Внимание к эффективности современного законотворчества, его прогностическим оценкам и оптимизации правоприменения в последнее время не  ослабевает. Рассмотрение указанных проблем с позиции системного анализа требует творческого взаимодействия  различных структур, заинтересованных в  совершенствовании государственного строительства,  сбалансированном развитии системы права, обеспечении  результативности ее воздействия на общество, укреплении  законности и правопорядка в стране. 
Одной из эффективных форм подобного координационного  функционирования является созданный при прокуроре  Омской области Научно-методический совет, среди  основных задач которого особое место занимает выработка и обсуждение совместно с представителями правовой науки  обоснованных рекомендаций по проблемным  вопросам прокурорского надзора, законодательства и  правоприменительной практики, консультативных  заключений правового характера по вопросам,  возникающим в практике прокурорского надзора.
В статье предлагается обсудить отдельные актуальные  проблемы правоприменения, поднятые на одном из заседаний Научно-методического совета при прокуроре Омской области. В частности, рассматриваются проблемные вопросы квалификации по ст. 165 УК РФ (причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием) действий лиц, связанных с  неправомерным использованием денежных средств  ресурсоснабжающих организаций. В связи с этим  высказывается позиция, согласно которой процесс  квалификации действий лица по экспертируемой норме  требует анализа гражданско-правовых отношений. 
Во второй части материала рассматриваются проблемные вопросы определения подследственности при производстве  по материалам проверок и уголовным делам в отношении лиц, указанных в ст. 447 УПК РФ, но утративших свой статус. При решении данной проблемы действие гл. 52 УПК РФ предлагается  распространять в полной мере и на  указанных в ней специальных субъектов, которые к моменту  возбуждения уголовного дела лишились служебного положения, но при условии, что предметом уголовного преследования выступает преступление, совершенное одним из данных субъектов в период  обладания им специальным статусом. Кроме того, учет иных  особенностей уголовного судопроизводства данного вида  должен зависеть от конкретной следственно-судебной  ситуации, а подследственность уголовных дел в отношении  спецсубъектов, утративших статус, должна определяться по общему правилу гл. 52 УПК РФ.